Пять дней из жизни черепахи [сборник 1989, худ. М. Ромадин] - Феликс Григорьевич Лев

как известно, следы простывают куда быстрей, чем на суше), то, долго о нём не раздумывая, Пестрятка обратила взор на другое: вверху, на границе воды и воздуха, там, где водяная крыша сверкала, словно зеркало, вдруг появилось несколько крошечных существ — без плавников, зато с длинными лапками и хвостами-ниточками. Они дёргали лапками и скользили по крыше воды, едва прогибая тончайшую плёнку, но не проваливаясь. Пестрятка не сводила с них глаз и тоже поднялась вверх, поближе к странным уродцам. Они почему-то пустились от неё наутёк. Пестрятка решила, что её приглашают в игру, погналась за одним из них и — хоп! — сама не заметила, как тот очутился у неё во рту: рыбам ведь больше нечем хватать или просто «салить» в игре, и многое из того, что мы привыкли делать руками, им приходится делать только ртом. А уж когда личинка водяного насекомого (ими и были «уродцы») очутилась во рту, Пестрятка не смогла удержаться, чтобы не проглотить её. Затем она стала специально гоняться за оставшимися личинками и хватать их. Это было так интересно и так вкусно! Особенно если удавалось схватить сразу несколько штук. Пестрятка лишь удивлялась, почему она раньше не замечала их и не ела. Наверно, эти чудесные существа были созданы именно для того, чтобы служить кормом, — нежные, сочные, заманчиво-живые, не прекращавшие дрыгать лапками даже у неё во рту.

Когда охотничий азарт поубавился, а брюшко её раздулось от пищи, Пестрятка заметила невдалеке, слева и справа от себя, стайку таких же, как она, пёстрых сёмужек. Они тоже охотились за личинками и тоже успешно. Личинок оставалось уже немного, последние судорожно улепётывали к берегу. Впрочем, за ними больше никто не гнался, достаточно… И Пестрятка присоединилась к стайке своих же сестёр и братьев, вместе с ними направилась к подводной отмели, усеянной весёлыми разноцветными камешками. Там все они нежились в лучах летнего солнца, прогревавших эту отмель насквозь, пропускали сквозь жабры прохладную водичку и в блаженстве оттопыривали толстые губы. Но когда из-под ближнего камня показался какой-то неосмотрительный червячок, Пестрятка мигом и его схватила: она уже поняла, что чем больше ешь, тем приятнее жить на свете. К тому же она как чувствовала, что вслед за сытными днями бывает голод, бескормица, и поэтому, когда есть возможность, надо всегда наедаться впрок.

Лето она проплавала в той же стайке, вместе с другими пестрятками. Вместе жить веселее и надёжнее. Кто-то один заметит добычу — достанется всем. Кто-то заметит опасность, все немедленно бросятся врассыпную, попрячутся. Но затем непременно соберутся опять. Закон рыбьей стаи гласит: хочешь быть цел и хочешь быть сыт — делай то, что и все. Со стороны может показаться, будто кто-то невидимый крепко держит концы невидимых ниточек и с их помощью управляет рыбами: одна повернётся к берегу — все за ней повернутся; одна нырнёт в глубину — все нырнут… Ведь если надо бежать от врага или преследовать добычу — тут раздумывать некогда. Таков закон стаи, и Пестрятка не хуже других научилась повиноваться ему.

В стае Пестрятка нашла и компанию по душе. Это были самые крупные драчливые рыбки. К тому же им нравилось верховодить, быть у всех на виду. А при случае и покуражиться вместе над каким-нибудь несмышлёным мальком. Компания с шумом принималась носиться по неглубокой бухточке, распугивая всех на пути. Затем окружала несчастную жертву — обычно это была совсем ещё неопытная рыбёшка, губошлёп, как её называли, — и тут начиналась потеха. Кто-нибудь первым, будто невзначай, пихал губошлёпа в бок и тотчас заносчиво спрашивал: чего тот толкается? Губошлёп принимался доказывать, что и в мыслях-то не имел подобной дерзости. Тогда кто-то другой выговаривал ему за обман и в свою очередь проплывал от него так близко, что губошлёп шарахался в сторону. А там уж его поджидал третий, давая «сдачи». Бедный малёк не знал, куда деваться, а те только пуще расходились. Наконец, натешившись, компания отпускала рыбёшку, и она стремглав мчалась прочь. А кое-кто из шутников делал вид, будто собирается её преследовать.

Сначала Пестрятка неохотно участвовала в подобных забавах: ей было жаль беззащитного глупенького малька. Но постепенно привыкла. В этих играх подростки-сёмги готовились к настоящей охоте за настоящей добычей. Теперь, увидев гольца, Пестрятка не стала бы с ним заводить разговоров. Несдобровать бы ему, как случилось уже не раз с другими такими же крошечными рыбёшками.

К осени она была величиной уже со среднего пескаря.

«Мне бы стать совсем взрослой», — мечтала Пестрятка.

«А что они делают, взрослые сёмги? Почему их не видно в реке?» — задумывалась она.

— Они плавают в море, — отвечали ей те, кто был старше и опытнее.

— В море? А что это такое?

— Это где много-много воды и нету дна.

— Там яма? — удивлялась Пестрятка.

— Да, такая огромная яма без берегов… И вода в ней солёная.

— Для чего солёная? — ещё больше удивлялась Пестрятка. — Кто её посолил?..

На такие вопросы даже самые умные рыбы ничего не могли ответить, и они возмущённо оттопыривали губы, будто просто не желали разговаривать на глупые темы. А кто-то сказал Пестрятке, что и она, когда станет взрослой, отправится в море.

— Для чего? — не поверила Пестрятка. — Мне и здесь неплохо.

Но про себя уже мечтала о море. «Ах, мне бы только попасть туда», — вздыхала она. А те, кто не знал, отчего она вздыхает, думали, что оттого, что светлый день становится всё короче и вода в реке всё холоднее — снова осень.

Этой осенью она впервые увидела взрослых сёмг. Они поднимались вверх из-за каменного падуна, к которому Пестрятка не решалась даже близко подплыть — такой он был огромный и страшный: подхватит, закружит, шваркнет головой о камень — и кончено… Но взрослые сёмги плыли. Они плыли метать икру на своих родных плёсах — бесстрашные, сильные! Рядом с ними Пестрятка чувствовала себя такой маленькой и невзрачной. Правда, выметав икру, сёмги делались вялыми, скучными и спешили уйти в своё море. «Значит, море даёт им силу, и смелость, и холодный блеск чешуи, как кольчуги», — решила Пестрятка.

— Возьмите меня с собой, — попросила она одну из таких рыб, уже кончившую метать икру и теперь скатывавшуюся по течению вниз.

— Плыви, если сможешь, — прохрипела в ответ равнодушная сёмга.

Но другая, услышав эти слова, поспешила предостеречь Пестрятку:

— Ты ещё слишком мала… Ты отстанешь от стаи… Первый же встречный тюлень и даже тюленёнок сожрёт тебя…

Возможно, Пестрятка не прислушалась бы к голосу разума — когда чего-нибудь хочешь очень сильно, меньше всего прислушиваешься